Погожин развернулся, успел принять удар палаша на лезвие и резким тычком ударил нижним стальным острием в ветви — туда, где ему почудилось движение. Острие уперлось в что-то мягкое, послышался крик. А милиционер уже закрывался широким лезвием от прямого укола, одновременно отступая назад. Свен выступил из-за прятавшей его елочки, сделал выпад, метясь в лицо — Погожин принял клинок в выемку между топорищем и древком, приподнял, одновременно подступая ближе и вонзил нижнее острие захватчику в ногу. Тот взвизгнул, а Станислав отступил и с хорошего замаха опустил лезвие бердыша ему на голову. В ответ послышался влажный чмок.
Сотрудник патрульно-постовой службы РУВД Кировского района Станислав Погожин, которого в последнее время постоянно называли Ниславом, выпрямился, ожидая нового нападения, но больше из ельника никто не вываливался. Зато со всех сторон слышалось позвякивание, стоны, треск ломаемых ветвей. Причем шум этот постепенно сдвигался в сторону поляны.
Нислав стал продираться туда. Дважды он перешагивал безжизненные тела захватчиков, один раз наткнулся на паренька в кирасе и в джинсах, потом наскочил на отползающего, приволакивая ногу, свена. Дикарь, увидев врага схватился за нож и попытался ударить им русича в низ живота, но Погожий отступил и с безопасного расстояния пробил ему нижним острием голову:
— Не мучайся.
— А-а! — вывалился из переплетенных ветвей латник в отделанной золотой чеканкой кирасе, со стальными рукавами и большими, пышными наплечниками.
Погожин уже привычно отвел удар серединой древка и, не останавливая движения, попытался чиркнуть противника кончиком лезвия по горлу. Свен отшатнулся, поднял меч для удара — Станислав вскинул бердыш над головой и вдруг с ужасом увидел, что клинок падает на него не сверху, а спереди, поперек груди.
— А-а!!! — страшный удар обрушился на бронежилет, и резкая боль пронизала тело. Милиционер упал на спину, крик перешел в жалобный хрип. Свен сделал шаг вперед, остановился над поверженным врагом, перехватил меч за крестовины и занес его высоко над головой, острием вниз.
Минут десять, не меньше, Росин бродил по ельнику не встречая врагов. Со всех сторон доносились крики, шум схваток, и только он один бегал туда-сюда, как неприкаянный, иногда натыкаясь на окровавленные тела. Когда, наконец, за очередной елью показался одетый в кольчужную рубаху незнакомый воин с двусторонней секирой, Костя даже обрадовался;
— Иди сюда!
Свен не просто пошел, он побежал, вскинув секиру над головой и со всей силы обрушил ее на подставленный мастером щит. Лезвие пробило преграду насквозь и едва не достало Косте до уха. Захватчик рванул огромный топор к себе — но не тут-то было. Вытащить глубоко засевшее лезвие из многослойной фанеры оказалось не просто — а Росин со всей силы ткнул в беззащитное тело своим коротким широким мечом. Противник, охнув, сложился пополам, и Костя завершающим аккордом обрушил лезвие ему на шею чуть ниже затылка. Бармица выдержала, кольчужная сетка не разошлась, но захватчик все равно безжизненным кулем свалился на землю.
— Зараза! — торчащий в щите топор делал его тяжелее как минимум втрое, а на прогалину выбегал новый латник.
— Достал, сволочь! — решился Росин и кинул щит. — Жопа подкралась незаметно.
Он сам учил своих учеников древней истине: из битвы возвращаются «Со щитом или на щите»; без щита воин не жилец. И вот, на тебе. Единственной надеждой на выживание было то, что противник орудовал двуручным мечом.
— Х-ха! — попытался развалить Росина надвое свен. Костя повернулся и втянул живот, уходя от удара — лезвие чиркнуло-таки по нагрудным пластинам — и коротко, низом, стукнул захватчика по ноге чуть выше колена. Нога подломилась, и Росин, не задерживаясь, пошел дальше. Опять вокруг никого, а звуки схваток смещаются все дальше к поляне. Нет, вот послышалось позвякивание совсем рядом. Костя повернул туда и увидел лежащего мента, и возвышающегося над ним свена, медленно, с наслаждением поднимающего меч для последнего удара.
Росин кинулся вперед и едва ли не в прыжке выбросил перед собой меч.
— О-о! — торжество победителя сменилось предсмертным стоном. Меч упал вниз, вонзившись в землю Погожину возле уха, а свен все еще продолжал стоять, вскинув руки над головой. Слева из-под мышки у него торчала замотанная изолентой рукоять, справа — кончик лезвия.
— Хрен теперь достанешь, — с сожалением посмотрел на падающего захватчика Росин и вместо своего меча выдернул из земли свенский. — Ты как?
— Почему-то живой, — с невольным стоном ответил Станислав.
— Крови нет. Встать-то сможешь?
Погожин попытался приподняться, и тут же откинулся назад из-за страшной боли в груди.
— Ой, мама.
— Постой, — Росин обошел его вокруг, подхватил двумя руками под затылок. — Внимание, встаем!
— А-а! — все тело окатило новой волной боли, но Погожин смог подняться на ноги. — Бердыш… Бердыш подбери…
Они стали пробираться сквозь ельник и через несколько десятков метров оказались на краю поляны.
Юля стояла за уложенными в ряд ранеными, крепко сжимая в руках лук. В зарослях ельника то и дело мелькали незнакомые лица и доспехи — девушка моментально выпускала стрелу. Большей частью она промахивалась: специально под выстрел никто не подставлялся. Однако два незнакомых воина уже лежали на земле: один со стрелой в ухе, другой — в горле. Промелькнула еще одна тень — тренькнула тетива. Юля пошарила рукой в колчане, и поняла, что стрел больше нет. Это был конец. Она вспомнила про пухлые пучки, оставленные в кустарнике у тропы, и едва не застонала от досады — тащить ей было лениво! Теперь за лень придется платить, и платить дорого.