Земля Мертвых - Страница 52

И тут свершилось чудо! Кустарник раздвинулся, и впереди открылся бескрайний водный простор.

— Ладога! — пьяно улыбнулся патрульный, вошел в воду, зачерпнул ее полной горстью, начал пить, пить, пить, а потом просто опустил голову и мелко потряс. Вышел! Теперь не пропадет…

Однако в это мгновение Погожина осенила совершенно дурная мысль: если он вышел на южный берег Ладожского озера, то он обязан был пересечь как минимум два шоссе — местное и Мурманское — и два канала! Где же они? На ум мгновенно пришел недавний сон про машущих мечами ненормальных…

— Не-ет, этого не может быть! — замотал головой милиционер, и двинулся вдоль прибоя. Здешние места он знал, и без труда узнал в далеком береге правый берег Невы у поселка Морозова. Еще пара километров, и он попадет к истоку реки.

Полчаса хода — вот из-за излучины начала показываться остров, каменные стены крепости, веревка с чьим-то бельем, гуляющий по берегу… Стрелец с бердышом…

Станислав попятился, поворотил головы налево и только тут до него дошло, что поселка Петрокрепость на берегу нет!

— Вот влип…

Значит, в этом кошмарном сне больше не было ни Новоладожского канала, ни дорог, ни Петрокрепости, ни Кировска. Если так, то единственной родственницей могла у него остаться тетя Марина из Еглизей. Дорог туда теперь, правда, нет, но если по Неве спуститься до Тосны, а вдоль нее подняться на двадцать километров, то там, на месте, можно попробовать ее отыскать.

Погожин вздохнул, поправил портупею, казенный бронежилет, лесом обошел островную крепость с ее странными обитателями и двинулся в новый путь.

Глава 11. Штурм

Засечники подрубили несколько вытянувшихся из чавкающей болотины тополей, и теперь березовый остров хорошо просматривался прямо со склона холма.

Здесь опричник посадил деда Агария, который к старости стал хуже различать все то, что под руками, зато при взгляде в даль зрение его обострялось до болезненности.

Старик устроился положенном на землю щите, с облегчением вытянул ноги, достал из чересседельной сумки несколько чурбачков, короткий толстый нож и принялся привычно стругать с них тонкую стружку, вырезая для хозяйства липовые ложки. Время от времени Агарий поднимал голову, осматривал широкое пространство Невской губы, косился на Березовый остров, а потом продолжал бить баклуши.

Яркие разноцветные шатры чужаков хорошо просматривались между стволами островного леса — переплыли они на свенский остров явно не с дружбой, иначе их пустили бы в крепость. А раз так, то пушечный выстрел только подтверждает желание странных сарацинов силой овладеть тамошним поселением. Чем дальше, чем более странным казалось Семену поведение незваных гостей. Хотя — колдуны. Разве нормальному христианину дано понять их замыслы?

Дружинников Зализа отправил прочесать окрестные заросли, в слабой надежде на то, что кто-то из иноземцев заблудился или отстал от своих, а сам внимательно осматривал оставшиеся на месте стоянки чужеземцев следы. И чем больше осматривал, тем сильнее нарастало в нем желание как можно скорее сбежать из этого странного места. Он еще мог смириться с тем, что богатые сарацины ставили для себя маленькие шатры из тонкого разноцветного шелка. Но он впервые в жизни видел сверкающую начищенную сталь настолько тонкую, что она колыхалась под порывами ветра. Причем начищенная с одной стороны, с другой она покрывалась странными рисунками, похожими то лестные орехи, на странную, незнакомую траву, на коровьи головы. Рисунки обрамляли непонятные руны, раскрашенные в разные цвета. Трудно себе представить, сколько сил потратили неведомые кузнецы, чтобы выполнить столь тонкую работу — и если иноземцы так легко разбрасывали эти драгоценные стальные лоскутки, значит, ожидали получить от оставленных на берегу рун нечто, куда более дорогое или важное.

— Заклятья, — пробормотал Зализа, судорожно крестясь. — Они разбрасывают по нашей земле заклятья, навороты, сарацинские чары.

Один Господь ведал, какого труда стоило ему не убежать со всех ног с этого проклятого места! Но государь поставил его здесь, чтобы беречь сии рубежи, и оставить все как есть Зализа права не имел.

Опричник отступил, прошел окрест, наломал валежника, вернулся на место, начал разводить огонь. Когда костер разгорелся, Зализа, перекрестясь, длинной веткой подцепил один из подобных амулетов и опустил его в пламя. Колдовская сталь затрещала, испуская тонкую струйку черного дыма, принялась сворачиваться, словно корчась в предсмертных судорогах, и наконец полыхнула чистым ясным огнем. Воодушевленный успехом, опричник стал сметать веткой к костру остальные колдовские амулеты. Следом за амулетами в огонь полетели странные мешочки, сделанные из чего-то похожего на отвердевшую слизь огородной улитки пергаментные обрывки, а под конец — даже прелая листва, лежавшая там, где недавно ступала нога чародеев.

— Как церковь увижу, исповедуюсь и причащусь немедля, — перекрестился опричник, закончив страшную работу. — Господи, спасти помилуй и сохрани грешного раба твоего…

— Поймали!

Зализа встрепенулся, и пошел навстречу дружинникам. Ему не хотелось, чтобы пленник попал на место, где только что совершались страшные чародейские ритуалы. Вдруг он сможет ими воспользоваться?

— Вот, у болота хоронился, — с гордостью сообщил Муратовский сын Алексей, демонстрируя идущего с поднятыми руками колдуна на голову выше его ростом. — Я по холму шел, вижу: трава примята, вроде как вниз кто-то спускался. Я как гаркну: «Выходи!». А он бежать. Ну, я стрелу вослед пустил. Он спужался, сам назад пришел.